Орест Адамович Кипренский (1782 — 1838) относится к тем замечательным русским художникам, чье мастерство получило безусловное признание и у современников, и у потомков. Сам художник любил вспоминать историю с одной из ранних своих работ: он послал портрет на выставку в Италию и вызвал возмущение устроителей выставки — те решили, что их хотят обмануть, выдавая какое-то из неизвестных творений Рембрандта или Рубенса за создание современного мастера. При жизни Кипренского называли «русским Вандиком» (такова была в те годы транскрипция имени Ван Дейка). Пушкин в своем послании художнику, написанном вскоре после того, как поэт увидел свой портрет, выполненный Кипренским, называет его «любимец моды легкокрылой», «волшебник милый»…
В начале XX века в художественной среде возник спор о творческих достоинствах Кипренского. Его называли мастером блестящим, но неглубоким, эклектиком, легко усваивавшим разные манеры. Игорь Грабарь, принявший участие в этом споре, настаивал: «Огромный талант его и позволял ему во всех метаниях остаться самим собой — блестящим живописцем и истинным артистом».
Действительно, природное дарование Кипренского было совершенно выдающимся. Оно вырвало его из той среды, к которой он принадлежал по рождению. Его отец был крепостным помещика Дьяконова (существует легенда, что Дьяконов был настоящим отцом художника); сестра, с которой Кипренский поддерживал отношения в течение всей своей жизни, так и осталась безграмотной. С шестилетнего возраста настоящим домом художника стала Петербургская Академия художеств, куда он был зачислен сначала в воспитательное училище. Его успехи обращали на него внимание учителей. Поражал он трудолюбием и усидчивостью. Это качество не исчезло с годами. Порывистый, способный на самые неожиданные поступки, Кипренский становился необычайно терпеливым, когда брался за кисть. По свидетельству одного современника, он «спешил всегда медленно», его заказчики знали, что торопить его нельзя: он скорее уничтожит полотно, чем постарается закончить его побыстрее. Он всегда настаивал на многочисленных и продолжительных сеансах. Копировать не любил. С академических лет сохранил Кипренский любовь к работе с натурой. Требовательность его доходила до того, что он мог отправиться далеко за пределы города искать цветок, если должен был изобразить его.
Первые работы Кипренского после окончания академии говорили еще об одной его отличительной особенности — он чувствовал себя в искусстве совершенно самостоятельным; академические правила и приемы, усвоенные им с легкостью, не сковывали его. Среди своих учителей он не нашел ни одного, перед чьим авторитетом он склонился бы; кому захотел бы подражать. Окончив по классу исторической живописи, он и не думал о больших исторических композициях, а увлекся портретом.
Поразительно это чувство внутренней свободы у человека, который во всем должен был положиться в жизни на себя, ведь у него не было ни средств к существованию, ни знатных покровителей. Между тем он никогда не ощущал себя зависимым от кого-либо. Это чувство свободы в сочетании с замечательной одаренностью определило тот артистизм, который подкупает в его работах.
Считается, что именно Кипренский первым в России представил в изобразительном искусстве XIX век. Именно на его портретах появляются люди с тем внутренним миром, строем мыслей и чувств, который нам знаком по произведениям Жуковского, Пушкина, Лермонтова. Мы узнаем этих людей, разглядывая портреты Кипренского. Вот Дарья Николаевна Хвостова (1814 г.), жена сенатора В. С. Хвостова, — умная сердечность во взгляде, отблеск внутреннего света на лице. Кажется, именно к ней относятся слова поэта:
«Она была не тороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Все тихо, просто было в ней…»
В изящных манерах С. С. Уварова (1816 г.), будущего министра просвещения, сквозит томная усталость: «Как Чайльд Гарольд, угрюмый, томный, в гостиных появлялся он…» Графическая серия портретов участников Отечественной войны 1812 года, выполненная Кипренским в 1813 — 1814 годах, дает гораздо больше живых подробностей о характерах героев, чем иное историческое исследование.
Кипренского относят к романтической школе в русской живописи, хотя никакой романтической исключительности в образах, им созданных, мы не замечаем, так же как не свойственны были его манере приподнятость и бравурность. Ему интересно другое — создание атмосферы интимности, выявление в человеке тех качеств и свойств, которые обнаруживаются в минуты дружеского сближения, абсолютного доверия расположенных друг к другу людей. Вот почему так обаятельны многие из тех, кого писал Кипренский.
Стремление к достижению внутреннего мира человека, интерес к естественным и чистым движениям души определили успех одной из замечательных работ художника — портрета мальчика Челищева, считающегося по праву шедевром Государственной Третьяковской галереи. Портрет этот был создан в ранний период жизни художника, точная датировка его неизвестна: 1809 — 1811 годы.
Портрет Александра Александровича Челищева
Круглое, еще не оформившееся лицо ребенка; яркие, по-детски пухлые губы; карие широко открытые глаза, смотрящие на мир так, как это свойственно только детям и животным, — удивленно-вопрошающе. Значительность своего отношения к мальчику художник выразил насыщенной цветовой гаммой: ярко контрастируют синий, белый и красный цвета в одежде мальчика. «В напряженном горении насыщенных чистых тонов, психологически тонком сопоставлении широко открытых глаз и сомкнутых губ ощущается как бы брожение неосознанных чувств и стремлений, еще не осмысленных впечатлений бытия» — так пишут исследователи об этом портрете.
Значение портрета мальчика Челищева еще в том, что, в сущности, он являл собой совершенно новое понимание ребенка. Очаровательные детские портреты, созданные художниками XVIII века: Вишняковым, Левицким, Боровиковским, отличаются не только некоторой условностью в манере изображения. Дети на них играют во взрослых или стараются во всем — в манере держать себя, в прическе и платье — быть похожими на взрослых. Здесь отразился характерный для того времени взгляд на ребенка как на маленького взрослого, специфика детского возраста не воспринималась, и для художников она, как бы ни существовала. Кипренский с его интересом к душевной жизни современников передал в своем портрете только еще складывающееся новое понимание психологии ребенка. В мальчике Челищеве ему был интересен особый мир ребенка, не похожий на мир взрослого. Именно это взволновало художника…
Хотя судьбу Кипренского называют трагической, светлый гений его, вспыхивавший и горевший порой с такой мощной силой, вызвал к жизни создания, продолжающие и по сей день удивлять и радовать всех, любящих искусство.